Важные новости
«Священность жизни – это абсолют»: каким будет общество после коронавируса?
20.07.2020 / Категория: Общество / Тема: Интервью
Профессор социологии Бернд Марин, основатель Европейского бюро по вопросам политики и социальных исследований в Вене, считает, что о кризисе, наступившем с появлением коронавируса, мы все еще не знаем всех подробностей. Тем не менее уже сейчас можно говорить об изменениях, наступивших в обществе, с которыми нам, вероятно, предстоит жить и в дальнейшем.
Марин с 1983 по 1997 год занимался исследованием эпидемии ВИЧ/СПИДа в шести европейских странах и указывает на некоторые параллели между прошлым и тем, что происходит сейчас. Он также обращает внимание на жертвы, которые люди готовы принести ради сохранения здоровья, а следовательно, жизни.
– В одном из интервью вы усомнились в том, что в ближайшее время появится вакцина против коронавируса, – и вспомнили в этой связи о вирусе иммунодефицита человека, от заражения которым до сих пор не спасает вакцинация. Не могли бы вы объяснить, почему вы так скептически настроены?
– Я не то чтобы скептический, я просто считаю, что нам не нужно полагаться на вакцину, потому что совсем не факт, что ее изобретут, как на это все надеются, в ближайшие полгода-год. Хотелось бы напомнить, что после миллиардов долларов, которые инвестировали в создание вакцины против ВИЧ/СПИДа, появились лишь эффективные подавляющие активность вируса лекарства, а миллионы людей продолжают умирать каждый год и защиты, какую дает вакцинация, до сих пор нет. Что же касается вируса SARS-CoV-2, то первая эпидемия подобного вируса, SARS, которую волшебным образом удалось ликвидировать к концу 2003 года, – тоже не привела к появлению вакцины против вируса. Сегодня поиск ее насчитывает уже 17 лет. До сих пор безуспешно. Человечеству известно о нескольких коронавирусах, некоторые из них наносят большой вред, некоторые – довольно безобидны. Но после многих лет исследований у нас нет защиты от них посредством вакцины. При этом я надеюсь, что, возможно, на этот раз мы будем более успешными, но не стоит забывать и о том, что было в последние годы. Поэтому заниматься стратегическим планированием, опираясь исключительно на надежду, что у нас очень скоро появится вакцина от коронавируса, кажется мне очень хрупким и даже рискованным занятием. Единственная защита, которая у нас имеется против коронавируса в данным момент, как и сто лет назад, когда свирепствовал испанский грипп, – гигиенические меры (мытье рук и соблюдение физической дистанции). И против заражения ВИЧ работает только защищенный секс или гигиена при употреблении внутривенных наркотиков.
– Означает ли это, что мы должны привыкнуть, что от коронавируса умирают люди – так же, как они ежегодно умирают от обычного гриппа?
– Обычный грипп ежегодно уносит десятки тысяч жизней. Я в данном случае не говорю об "испанке", которая погубила больше людей, чем умерло во время Первой мировой войны, эпидемии гонконгского гриппа в 1968 году, азиатского гриппа в 1958 году или свиного гриппа в 2000-х. Я имею в виду обычный грипп, который мы наблюдаем ежегодно. От него ежегодно умирают 50-60 тысяч человек. Мы к этому привыкли. Я приведу пример. В Австрии, где вакцинация от гриппа доступна, она эффективная и недорогая, 92 процента жителей не используют ее. И я тоже был среди них. Еще в прошлом году я не делал прививку от болезни, которая часто приводит к смерти. Я говорю это, чтобы показать: есть много факторов, которые влияют на окончание эпидемии, и даже то, что у нас будет вакцина, не означает, что коронавирус исчезнет.
– При этом пандемия уже сейчас изменила общество. Чего мы можем ожидать в связи с этим в будущем?
– Было бы удивительно, если бы общество не изменилось, потому что его меняют люди. В некоторых областях мы уже сегодня видим эти изменения – и это происходит быстро, в течение нескольких дней или нескольких недель. Притом что изменения происходят в областях, которые на протяжении последних лет не менялись. Взять, к примеру, работу. Мы много времени обсуждали возможность удаленной работы, я бы даже сказал, что мы были одними из тех, кто предлагал ввести ее. Мы пропагандировали удаленную работу, гибкий рабочий график, диджитализацию, видеоконференции и микроэкономический менеджмент. До начала эпидемии ничего из этого не воспринималось всерьез. Приведу цифры. До недавнего времени удаленную работу выполняли максимум 3 процента трудоустроенных. Сейчас за считаные недели стал модным ярлык "home office" (работа из дома. – Прим. РС), и эта цифра выросла до 30 процентов. А в наиболее развитых странах – таких как Великобритания или Швеция, даже до 50-60 процентов всех трудовых ресурсов. Я могу привести и другой пример. Видеоконференция vs бизнес-командировка. Только в приложении Zoom количество видеоконференций увеличилось с 10 миллионов до 300 миллионов – и это цифры за один день. Я не думаю, что эти цифры вернутся к докризисным показателям. Уровень цифровизации будет поддерживаться после внезапного ее роста. Есть много позитивных сигналов. Вопросом остается – где будет точка невозвращения после скачка, произошедшего в области профессиональной коммуникации, или же после наступившего кризиса все вернется на круги своя? Я считаю, что последнего не произойдет. Мне кажется, что многое из того, что использовалось во время режима строгой изоляции, станет новым миром труда. Мы увидим это в ближайшие полгода. Наибольшее влияние обычно оказывает так называемый "эффект восторга", который отменить невозможно. Мы много чего обсуждали в последнее время. Например, четырехдневную рабочую неделю, гибкий рабочий график, отмену необходимости отмечать время прихода на работу и ухода с нее. Все это обсуждается десятилетиями. Это внедрили за несколько недель, и выяснилось, что это по большей части работает.
– Тем не менее, далеко не во всех профессиях можно использовать удаленную работу. И как следствие, происходит рост безработицы, что уже сейчас отражается в экономической статистике. Будет ли безработица увеличиваться в связи с коронавирусом?
– Ни один из специалистов не способен это предсказать. Я считаю, что многое будет зависеть от наших собственных действий, которые предугадать сложно. С одной стороны, возможно, есть огромный потенциал и шансы на обновление, но в то же время существует риск регрессивных тенденций. Мы действительно не знаем. Массовая безработица сама по себе – одно из самых опасных и долгосрочных последствий кризиса, наступившего из-за коронавируса. Безработица, помимо огромного ущерба, который она наносит обществу, тоже может приводить к потере человеческих жизней. Мы говорили об этом в начале 1990-х на конференции, где присутствовали в том числе министры, ответственные за социальную политику. Там были представлены результаты исследования о том, сколько людей умирает, когда безработица увеличивается на 1 процент, – на примере Соединенных Штатов. И эта цифра в то время равнялась 21 тысяче человек. Эти люди умирали от инфарктов, инсультов, а также убийств (в том числе становились жертвами преступлений) или самоубийств. Если посмотреть на ситуацию в США по прошествии 30 лет, то коронавирус увеличил безработицу с 3,5 процентов в феврале (это почти полная трудоустроенность) до 17,7 в апреле этого года. Это был самый большой рост безработицы со времен Великой депрессии и в два раза большее падение, чем во время экономического кризиса в 2008 году. Речь идет о более чем 20 миллионах человек. А если посмотреть на промежуток с февраля до середины июня, то потеряно почти 46 миллионов рабочих мест. Если использовать данные, полученные с 1970 по 1990 год, то непрямые жертвы этого положения, то есть жертвы, не связанные с коронавирусным кризисом, – 342 тысячи погибших от непрямого влияния эпидемии, в том числе 2,3 миллиона жертв преступлений и более чем полмиллиона жертв насильственных преступлений, совершенных из-за наступившего кризиса. Но я хотел бы подчеркнуть этими цифрами, что люди не умирают только от вируса, они умирают и от косвенных его последствий – безработицы, преступности, самоубийств, других, кроме как связанных с вирусом, болезней. И это – один из самых больших рисков, с которыми нам приходится сталкиваться. Очень важно учитывать его.
По теме:
Китай и правда о коронавирусе: «Они все знали давно»
– Еще одно последствие эпидемии коронавируса – множество ограничений личной свободы, которые правительства разных стран вводили из-за рисков, связанных со здоровьем как отдельного человека, так и общества в целом.
Священность жизни – это абсолют: якобы если мы следуем ему, то можно избежать смерти
– Регрессия либеральной демократии вызывает у меня беспокойство, потому что показывает, как быстро и насколько глубоко происходит вмешательство в наши гражданские свободы, то, как быстро происходит ограничение нашей свободы. И все это во имя здоровья, во имя системы здравоохранения. Это уже превратилось в секуляризированную религию, чуть ли не самую нашу большую ценность. Получается, что во имя этой религии можно сделать многое из того, что принято делать в обстоятельствах абсолютно катастрофических – например, в случае ядерной катастрофы или войны.
Еще одна важная вещь – соотношение между экономическими потерями, режимом строгой изоляции, введенным из-за пандемии, и медицинскими рисками. Это действительно деликатный вопрос. Мы видим такие страны, как, например, Словакия, где эпидемия не имела такой силы, но ее экономические перспективы после минимизации связанных с кризисом экономических потерь – не такие уж хорошие. А вот Швеция, которая по уровню смертности от коронавируса находится в конце списка среди стран ЕС, занимает третье место по экономическим перспективам в ЕС. То есть результаты коронавируса по отношению к экономике разные.
А то, что система здравоохранения превратилась в секуляризированную религию, имеющую единственную ценность – здоровье, не в последнюю очередь связано с античными, иудеохристианскими представлениями о священности жизни. Священность жизни – это абсолют: якобы если мы следуем ему, то можно избежать смерти. Каждый, кто не воспринимает это как приоритет, является агрессором, покушающимся на наше здоровье. Мне кажется, здесь можно говорить о столкновении, конфликте ценностей – языческих и христианских. О том, как мы оправдываем определенные действия. Я думаю, шагом вперед было бы просчитать потери, не связанные со здоровьем и с потерянными непосредственно из-за коронавируса жизнями. То есть потери, связанные с тем, какие меры мы принимаем, чтобы сдерживать вирус. Только тогда у нас будет намного более сбалансированная и комплексная оценка, намного более справедливая. Ведь вирус затронул разные возрастные группы. Если мы сосредотачиваемся на здоровье, нас оно волнует намного больше, когда мы концентрируемся на второстепенных потерях – людях, потерявших доход, работу, навыки, недвижимость, тех, кто оказался в бедности, опуститься из-за приема алкоголя или наркотиков (их потребление значительно увеличилось во время кризиса, связанного с коронавирусом), тех, кто совершил самоубийство, выпал из общественной жизни. Все эти вещи не так легко подсчитать в категориях "жизнь" и "смерть", но все же это возможно, потому что это дает нам баланс, приближающий нас к честности по отношению ко всем поколениям. Мне кажется, что рамки, определенные вирусом, – что он больше угрожает людям старшего возраста, а значит, все общество должно принести жертву ради защиты этой группы – очень опасны. Это сейчас табу, но может привести к враждебному эйджизму и отравленным межпоколенческим отношениям на годы вперед. Потому что никогда в истории человечества не было такого, чтобы возрастные рамки играли такую большую роль. До этого все эпидемии – ВИЧ/СПИДа, "испанки", свиного гриппа – чаще настигали молодых людей. Среди них были более высокие показатели смертности, а люди старшего возраста демонстрировали больше иммунного ответа на эти вирусы. При этом никто до этого никогда не называл эти болезни как "грипп молодых людей". Сейчас есть словосочетание "чума стариков", и это очень опасно, потому что коронавирус разделяет общество намного сильнее, чем вирусы до него. Это еще одна цена, которую придется заплатить и молодым, и пожилым.
Читайте:
«Природа, наказывающая человеческую расу»: версии происхождения коронавируса
– Еще одна область критики, связанная с коронавирусом, – скорость реакции на события. Некоторые страны реагировали быстро, некоторые медленно. Но можем ли мы надеяться, что в будущем, если случится, например, вторая волна коронавируса или подобные эпидемии, – такого не повторится?
Мы могли бы вообще обойтись без режима строгой изоляции
– Я очень надеюсь на это. Вообще потенциал для того, чтобы сделать выводы из наших ошибок, я оцениваю как высокий. На самом деле мы были плохо подготовлены к пандемии – хуже, чем это было сделано в Азии. Но этот регион в 2002–2004 годах пережил кризис, когда случилась первая подобная эпидемия – SARS. Ее чудом удалось подавить летом 2003 года. Азиатские страны с этого времени готовились к возможному повторению подобной ситуации. Европа не была настолько готова. Когда Китай в последние дни 2019 года заявил о новом вирусе во Всемирную организацию здравоохранения, правительствам отдельных европейских стран понадобилось на подготовительные мероприятия 8-10 недель. Возможно, если бы эту подготовку удалось сделать быстрее, мы могли бы вообще обойтись без режима строгой изоляции. Тайвань, к примеру, успел раньше времени и добился успеха: в первый же день, когда появилась информация о вирусе, 31 декабря 2019 года, в Тайване ввели 24 превентивные меры, и это позволило контролировать распространение вируса без введения режима изоляции (с начала эпидемии в Тайване регистрируют всего 455 случаев заражения. – Прим. РС). И другие азиатские страны поступили так же. В ноябре прошлого года я посещал Сеульский национальный университет и наблюдал, как это происходит: это позволило им быть успешными (в Южной Корее с начала эпидемии регистрируют 13 745 случаев заражения. Приблизительно столько же случаев регистрируют в Чехии, однако население этой страны в пять раз меньше, чем население Южной Кореи. – Прим. РС). По сравнению с этими странами происходящее в Европе и Америке – это фиаско. Это некомпетентность. Сначала мы спали, потом отрицали, затем подверглись шоку. Мы вступили в эпоху пандемии с паникой, наша стратегия была несильно успешной. Конечно, некоторые страны реагировали быстро и решительно, без колебаний, некоторые делали шаг вперед, а потом отступали: например, Бельгия, Бразилия, Великобритания, Соединенные Штаты, Швейцария, Швеция. Некоторые страны не были уверены, реагировать ли сразу или сначала посмотреть, что происходит, некоторые решили вообще не делать стратегического выбора, а часть вообще опоздали со своевременным введением необходимых мер, потому что вирус ударил за несколько месяцев до того, как был опознан. Что происходило в Италии – это трагедия. Пример Италии – это амальгама большой неудачи и несчастного управления. Хотя менеджмент и других европейских стран не был на высоте (реагировали намного позднее и мягче), но им просто повезло, что вирус их не постиг в такой мере, как Италию. Иными словами, мы видим, что ситуация в отдельных странах Европы была разной.
– Несмотря на вот эту безрадостную картину, которую вы рисуете, вы говорили, что действия наднациональных органов Европейского союза в общем нельзя назвать проигрышными. Как раз эти действия крайне негативно оценивали российские пропагандистские СМИ, в том числе и их сателлиты в странах ЕС.
– Европейский союз, конечно, начал с ужасных ошибок. Некоординированные действия, закрытие границ, и совершенно позорный запрет на экспорт средств защиты. И это нам не стоит отрицать. Но одновременно в отношении ЕС есть распространенное клише, очень популярное предубеждение, и даже некоторые эксперты утверждают, что можно говорить о тотальном разочаровании. Я так не думаю. Я считаю, что это даже не половина правды. Нам не стоит забывать, что на континентальном уровне ответ на кризис коронавируса был просто невозможен. Потому что в статье 6 Договора о Европейском союзе говорится, что ЕС играет лишь ассистирующую роль в вопросах системы общественного здравоохранения и что нужно полностью полагаться на мудрость отдельных стран – членов Евросоюза. Иными словами, здесь недостаточно юрисдикции и Европейская комиссия не могла сделать больше того, что она сделала. Но даже несмотря на эту стартовую позицию, Комиссия по факту действовала и вела себя намного лучше, чем если бы она соответствовала той репутации, которая у нее есть. Я приведу несколько примеров. В середине января, когда даже Институт Роберта Коха и другие крайне уважаемые институции не предполагали, по какой кривой будет развиваться эпидемия, Евросоюз начал изучать это. Затем был введен в действие механизм гражданской защиты, направленный на возвращение граждан ЕС домой. Это произошло за несколько недель до того, как отдельные страны – члены ЕС начали забирать на самолетах своих граждан из-за границы. Далее, Комиссия разработала рекомендации для лабораторных тестов и предупредила о переносе вируса с человека на человека даже ранее, чем это сделала ВОЗ. И далее начались действия с обеспечением средств защиты – аппаратов искусственного дыхания, реанимационных систем и т.д. – всего, чего тогда не хватало, – в то время когда отдельные страны – члены ЕС отказались делать это сообща. После этого Европейская комиссия обеспечила импорт миллиардов разнообразных респираторов и медицинских масок, защитных костюмов, термометров, вентиляторов легких и т.д. из Китая. Иными словами, если мы честно посмотрим на то, что произошло, есть вещи, которые мы критикуем, как, например, закрытие границ, но в то же время во многих других областях Европейская комиссия действовала даже лучше, чем некоторые отдельные страны ЕС.
– В связи с коронавирусом о многом говорится в негативном ключе. Однако можем ли мы вынести из пережитого что-то позитивное?
– Если мы поставим себе задачу задаться этим вопросом, мы увидим и позитивное. Я называю это "сопутствующие преимущества". И их много. Временные и постоянные, в долгосрочной перспективе и краткосрочной. Некоторые из них я уже упоминал: в области цифровизации, экономической активности – из-за изменившихся обстоятельств. В общем я настроен довольно оптимистически – потенциал для выводов довольно значительный. Мы извлечем из этого кризиса больше уроков, чем из других периодов. Он дает нам много возможностей, а не только ущерб, который он нам нанес.
Александра Вагнер
Радио Свобода
Предыдущая новость:
Маски на музее Крошицкого в Севастополе раздуло от архиботокса и смет
